29 Для связи Волоса со скотом ср. особенно праздник “Волося” или “Волосье”, зафиксированный в конце XIX — начале XX в. в Слонимском уезде Гродненской губернии (Шейн, I, 1, с. 122—124; Крестьянин, 1907, с. 17). Этот праздник отмечается в четверг на масленой неделе (Крестьянин, 1907; у Шейна — не вполне ясное указание: “этот праздник приходится обыкновенно на масленицу, но всегда откладывается до четверга первой недели Великого поста”), В этот день рабочий скот освобождается от работы, и перед закатом солнца объезжают “молодого бычочка, або жаребчика” (Шейн, I, 1, с. 123); “бабы с самого утра готовят в изобилии мясную закуску: из свинины и воловьего мяса ... [это при том, что на масленой неделе мяса, вообще говоря, есть не положено!]. Крестьяне хозяева в свою очередь запасаются водкой, приглашают друг Друга, т. е. соседей, родственников, в гости и затем, подгулявши, бродят по улицам своих деревень, чтобы мужчинам велась скотина, а бабам родился волокнистый лен” (Крестьянин, 1907, с. 17). Помимо связи со окотом, которая прослеживается в обоих описаниях данного праздника, исключительно характерна соотнесенность соответствующих ритуалов с изготовлением ткани, которая отвечает связи Волоса с пряденьем и тканьем (ср. ниже, § III.5.4. и экскурс XVIII).

Между тем украинцы “переносят день памяти Власия с 11 февраля на четверг масленой недели” (Ал. Попов, 1883, с. 113; Ал. Попов, 1883а, с. 91; Калинский, 1877, с. 366); совершенно очевидно, что описанные обряды отражают именно культ Волоса. К отмечаемому Шейном обычаю объезжать молодого бычка или жеребенка в праздник “Волося” ср. белорусский обычай объезжать молодых лошадей в день св. Власия, т. е. 11 февраля (Богданович, 1895, с. 98—99).

30 Весьма характерна в этом плане повесть “Чюдо святого Николы, чюдо еже о быке” (Малышев, 1949, с. 479—480), составленная на Печоре в конце XVIII—начале XIX в. и посвященная именно мотиву жертвенного быка.

31 В Пудожском уезде Олонецкой губернии, по свидетельству Харузина (1889, с. 62), “выгон скота на пастбище производится около Николина дня (9 мая), но в качестве переживания сохранился у местных жителей обычай все-таки в Егорьев день (23 апреля) выгонять скот освященной вербой на несколько минут из стойла на улицу”. Между тем в Смоленской губернии при первом выгоне скота обходят скот сначала с иконой св. Георгия, а затем — с иконой св. Николая (Добровольский, 1908а, с. 150; Добровольский, IV, с. 161— 162). Здесь любопытным образом объединяется покровительство Николы и Георгия по отношению к скотине. См. еще: Соколова, 1979, с. 156; Романов, V, с. 43 (№ 158—160); Лооритс, 1955, с. 27 (№ 39). В аналогичной функции может выступать и икона св. Власия (Максимов, XVII, с. 56), т. е. другого заместителя Волоса.

32 В некоторых местах покровительство лошадям приписывается специально в е ш н е м у Николе (Максимов, XVIII, с. 163). Точно так же, по сообщению Зерновой (1932, с. 41), при обходе скота перед выгоном на пастбище в Рогачевщине Дмитровского края опять-таки фигурирует икона “Николы вешнего” (по-видимому, имеется в виду изображение св. Николая без митры; зимний Никола изображался в митре—Мельников, IV, с. 480, примеч. 3; Думитрашков, 1876, с. 53; Дмитриевский и Юшманов, 1915, с. 6). Соответствующее восприятие объясняется, надо полагать, в связи с прагматикои скотоводческого календаря.

33 Наряду с образом Николы в конюшне могут вешать образ Флора и Лавра (Максимов, XVII, с. 156, примеч. 1), т. е. других заместителей Волоса.

34 Равным образом и другим святым, выступающим в качестве христианского заместителя Волоса, могут праздновать не только в соответствии с церковным календарем, но — по местам — ив какие-то другие дни. Так, например, Власия в Шенкурском уезде Архангельской губернии чествуют в субботу перед Троицей (И. Сахаров, VII, с. 11), а на Украине—в масленичный четверг (Ал. Попов, 1883, с. 113; Ал. Попов, 1883а, с. 91; Калинский, 1877, с. 366); Даль (I, с. 167) называет “коровьим праздником” день св. Власия 18 апреля, однако в святцах этот день никак не соотносится с Власием. В Вольском уезде Вологодской губернии—месте, особо отмеченном в отношении культа Волоса (ср.: Иванов и Топоров, 1973, с. 49, примеч. 8)— Флору и Лавру празднуют в первое воскресенье за Петровым днем (Максимов, XVII, с. 160).

35 Отметим также характерный для русских сказок мотив волшебного коня, помогающего герою сказки проникнуть в царство мертвых (в “тридесятое царство”): например, герой на волшебном коне взбирается на стеклянную гору (традиционный образ загробного мира) и добывает оттуда царевну и т. п. (Пропп, 1946, с. 290). Связь Волоса с загробным миром, которая будет специально рассмотрена ниже (§ III.3.L), и вместе с тем с конем определяет роль коня как средства проникновения на тот свет. В некоторых сказках герой получает коня непосредственно из царства мертвых, т. е. обители Волоса, причем нередко его дарит баба-яга (Пропп, 1946, с. 40, 91, 130, 156—157), которая, как мы увидим в дальнейшем (§ III.5.2. и примеч. 121), ближайшим образом связана с Волосом. В связи с обсуждаемой ниже (§ III.3.1) соотнесенностью Волоса с золотом представляется характерной золотогривость волшебного коня в русских сказках (ср.: Иванов и Топоров, 1974, с. 48, а также анализ мастей сказочного коня у Проппа, 1946, с. 157 и сл.).

36 Для характеристики соотношения лошадей и рогатого скота ср. любопытное свидетельство о превосходстве волов над лошадьми в Закарпатье, цитируемое у Богатырева (1971, с. 265), когда лошадь понимается как “нечистое животное”, а вол — “самое чистое животное” (ср. культ священных коров в Индии), причем с этим связывается то, что покойников здесь возят не на лошадях, а на волах (см. ниже о связи Волоса с загробным миром). Аналогичные свидетельства, относящиеся к Волынской губернии и к Белоруссии, приведены у Зеленина (1914—1916, с. 321) и Никифоровского (1897, примеч. 192); см. также: Анучин, 1890, с. 136, 186; Нидерле, 1956, с. 211; Афанасьев, I, с. 782 (примеч. 3); Крачковский, 1873, с. 166; Драгоманов, 1876, с. 109; Чубинский, I, 1, с. 49: Веселовский, 1883, с. 246.

37 О свв. Спиродонии и Модесте как покровителях скота мы специально говорим в экскурсе V.

38 Иногда аналогичное обращение относится к Петру-Павлу или к Петру-Павлу-Николаю, понимаемым как одно лицо:

Pietrzepawie, wez te klucze,
Zamknij paszczeke lesnemu psu, lesny suce!
[Петр-Павел, возьми те ключи,
Замкни пасть лесному псу, лесной суке1] (Котуля, 1976, с. 78, а также с. 66, 86; ср. с. 84)
 
Pietrzepawlemikolaju,
Wez kluczyki z raju!
Zamknij psu droge, wscieklemu, lesnemu,
Sobace borowy.
Niech nie zieje na te niebieska rose,
Co jo po nij pase.
[Петр-Павел-Николай,
Возьми ключики из рая!
Замкни дорогу бешеному, лесному псу,
Лесной собаке,
Пусть не дышат на небесную росу,
На которой я пасу.] (Котуля, 1976, с. 76; ср. с. 83, 85)
Тем не менее во всех случаях соответствующая молитва называется “Молитвой св. Николаю”.

39 Сочетание “Николе борода, коню голова” является обычным в подобного рода приговорах (см., например: Герасимов, 1900, с. 133). Оно соответствует в какой-то мере специальной соотнесенности Николы с лошадьми, о которой мы упоминали выше (§ III.2.1). См. вообще о вхождении коня в мифологическую схему отношений Бога Громовержца и его противника: Иванов и Топоров, 1977, с. 115.

40 С именем Волоса, возможно, связано и слово елоха как название первого снопа в зажинальном обряде (СРНГ, VIII, с. 347). Ср. ёлс как табуированное название Волоса (Зеленин, II, с. 99; Иванов и Топоров, 1974, с. 200; ср. ниже, § III.5.1): отношение ёлс — елоха находит параллель в паре волос — волоха (“шкура”). Невозможно согласиться с трактовкой формы елоха, которую предлагает Дмитриева (1978, с. 271).

41 По сообщению Павла Алеппского (IV, с. 90), русские “Святому Николаю празднуют три дня, по любви к нему” (речь идет о празднике зимнего Николы). Ср. обычай отмечать “Власьев день” в течение трех дней в Кадниковском уезде Вологодской губернии (Максимов, XVII, с. 57).

42 Характерно, что образу Микулы Селяниновича может соответствовать в украинских колядках образ самого Бога, который ходит в поле за золотым плугом (см. специальное рассмотрение этого мотива у Потебни, VII—VIII; ср. еще: Веселовский, 1883, с. 113; Афанасьев, I, с. 563; П. Иванов, II, с. 72—73; Познанский, 1917, с. 312; Мазон, 1931, с. 165—169). Ср.:

Там же [в поле] ми й оре золотый плужок,
А за тим плужком ходит сам Господь. (Головацкий, II, с. 8, № 11; ср. там же, с. 14—17, № 20, 21, 23, 24, и Головацкий, III, 2, с. 16—17, № 19—21).
Проводимое Б. Соколовым (1916, с. 112) сопоставление тяжелой сошки Микулы Селяниновича с эпизодом из “Иного жития св. Николая” (ср. изд.: Леонид, 1881, с. 51) невозможно признать убедительным.

43 В Череповецком уезде обращение к Николе может сочетаться с непосредственным обращением к земле, причем оба призыва выражают, по-видимому, одно и то же содержание, т. е. как бы дублируют друг друга: “Несжатый кустик хозяин обвяжет, потом поклонится в землю и скажет: „Ржаная нива! подай мою силу па яровую жниву. Батюшко! Микола милостивый, помоги мне убрать яровинку"” (Терновская, 1979, с. 119).

44 В цитированной песне проявляется и роль Николы как покровителя пчеловодства. Об этой функции Николы мы специально говорим ниже (§ III.4.1).

45 Именно к этой пословице восходит выражение “На поле Микола в опчей был” (употребляющееся при гадании), которое представляется В. Смирнову (1927, с. 36 и с. 77, № 550) загадочным.
 
 

Следующий раздел

К титульной странице



































return_links(); ?>