Профессия актера – из тех, которые поглощают целиком, многого требуют, но много и дают. И чаще всего это результат выбора, сделанного раз и навсегда. Так произошло и в случае Аллы Петрик, актрисы Вологодского театра для детей и молодежи. Она пришла в театр школьницей – и сразу поняла, что хочет быть здесь не только зрителем.
Сегодня в ее творческом багаже – более 70 спектаклей, в которых она сыграла и главные, и второстепенные, и эпизодические роли. Но, как признается актриса, несмотря на большой сценический опыт, работа над каждой новой ролью всякий раз начинается заново. Наша беседа – о верной игре, о возвращении в театр после декрета, о восхищении коллегами-артистами и об актерском призвании.
Алла Николаевна, традиционный вопрос: что привело вас на сцену?
В театре я оказалась не случайно – никогда не хотела заниматься ничем другим, не могу даже представить себя на другом месте. Многие мои коллеги рассказывают истории, как пошли поступать в театральный за компанию с другом или подругой – у меня было совсем не так. Я всегда знала, что хочу играть в театре. Ребенком во всех анкетах (было такое увлечение в те времена – каждая девочка давала подружкам разрисованную тетрадку с вопросами) писала, что буду актрисой. Причем не потому, что я с детства на сцене – нет, просто было такое ощущение.
А потом случилось непосредственное знакомство с театром: я попала в Вологодский ТЮЗ на спектакль «Дикарь». Главные роли в нем играли Александр Павельев и Валентина Бурбо. Затем я посмотрела «Ящерицу», которая меня потрясла. И я стала ходить в театр постоянно, причем не с классом – просто после школы могла пойти с подружкой или одна. Классе в шестом я пошла в зрительский актив ТЮЗа и попала за кулисы. Сейчас я уже привыкла к этом закулисному запаху – аромату грима и пудры, старых тканей, театральной пыли. А тогда это действовало на меня просто на физиологическом уровне – до дрожи хотелось там быть.
В старших классах я играла в народном театре, которым руководил артист ТЮЗа Александр Межов. Пробовала себя на сцене и поняла, что я не ошиблась: играть люблю. Но поступить учиться сразу не получилось. Во второй раз, поступая во ЛГИТМиК, я прямо с конкурса слетела – обидно было очень! Ожидая нового шанса, один сезон проработала костюмером в нашем областном драматическом театре. А потом появилась возможность учиться в студии Бориса Гранатова при ТЮЗе – это было потрясающе интересное время! На нас, пятерых студийцев было 13 педагогов, и каких! Среди них – Кира Осипова, Александр Павельев, Людмила Самсонова, Елена Савина, Наталья Слобожанина, Елена Попова, Александр Межов и, конечно, сам Борис Гранатов, художественный руководитель театра.
После студии нас взяли в театр, и я как-то я успокоилась. Но ненадолго. Вместе с завмузом Мариной Ястребовой мы делали самостоятельную работу – монооперу «Письмо незнакомки» по Цвейгу. Она училась на режиссера в Ярославском театральном институте у Вячеслава Шалимова, и это был ее дипломный спектакль. Шалимов узнал, что у меня нет высшего актерского образования и спросил, не хочу ли я учиться. Конечно, хочу. И я окончила институт заочно.
Какие из ваших ролей вам наиболее близки, много дали вам как актрисе?
Любая роль что-то дает артисту, любая роль на него влияет. Но каждая новая роль – это как в первый раз. Наверное, это звучит излишне пафосно, но это истинная правда. Ты каждый раз начинаешь с начала – этим и сложна профессия актера, но этим она и прекрасна. Можно сыграть роль мирового репертуара – Гамлета или леди Макбет, можно иметь оглушительный успех, но когда тебе дают новую роль – всё! То, что было раньше, как будто стерто! Воспользоваться предыдущим опытом, каким бы удачным он ни был, не получится. Конечно, со временем нарабатывается ремесло, но на одном ремесле роль не сделаешь.
Что такое ремесло в применении к профессии артиста?
Мне кажется, это трезвость ума. Способность понимать, что ты делаешь, адекватность в существовании на сцене, умение слышать, видеть, понимать, партнерствовать. Артист должен быть эмоционально подвижен, должен сохранять детскость восприятия, но при этом оставаться рассудочным человеком. Казалось бы, одно противоречит другому, но это так. Ремесло нарабатывается с опытом, но когда ты можешь управлять своим персонажем, управлять собой в персонаже, когда ты свободен внутри образа – это самое ценное и случается редко.
Чем дольше живу, тем больше убеждаюсь: выражение «муки творчества» к профессии актера не очень применимо, потому что сама жизнь артиста достаточно мучительна (смеется). Эта профессия очень амбициозная, конкурентная – и при этом веселая. Но самые главные качества артиста – талант и воля. Артисты – люди зачастую очень нервные, «взрывоопасные», но при этом нужно оставаться сильным и здоровым, уметь «собрать» себя, а это волевой процесс.
Какие из сыгранных ролей вам наиболее дороги? Почему?
Мне кажется, когда артистам задают такой вопрос, каждый вспоминает роли, которые получились. Потому что получается не всё. Тут надо пояснить: качественно сыграть роль – профессиональная обязанность артиста. Но бывает так, что твоя индивидуальность и роль как будто вступают в химическую реакцию – и тогда получается что-то очень интересное. Из таких своих ролей я могу назвать Наташу в «Трех сестрах», Хвеську в «Панночке» и Мирру в спектакле «В списках не значился».
Бывают роли, которые особенно хочется играть, потому что чувствуешь: тебе есть что сказать. Даже если твоя героиня – очень неприятный человек, как Наташа в пьесе «Три сестры». Помню, как мы все ждали распределения ролей в этом спектакле – в каждом театре этого ждут с замиранием сердца. И все актрисы всегда хотят играть Ирину, Машу, Ольгу – ни от одной никогда не слышала: хочу играть Наташу. И я мыслила себя Ириной, а тут вдруг я – Наташа. У меня истерика страшная! Пошла к Борису Александровичу – разговаривая с ним, просто рыдала! Он так изумленно на меня смотрел – что вообще происходит? – а в итоге убедил, что роль Наташи – моя. С высоты своего опыта он четко видел индивидуальность актрисы, которая будет тут на своем месте. И как он был прав!
Выбор роли – прерогатива режиссера. А что в роли зависит от артиста?
Режиссер – это, можно сказать, «идеолог» спектакля. Он выбирает пьесу для постановки, знает, что он хочет этим сказать, и распределяет роли так, чтобы эту свою мысль выразить наиболее ярко и ёмко. В актерах он ищет единомышленников, свою «компанию», которая поможет ему рассказать выбранную историю так, как он ее видит. Режиссер объясняет нам, что он хочет, и мы обязательно должны его поддержать, развить его выбор – наполнить его собой, своей энергией, своим талантом. Когда режиссер – мыслитель, большая мощная личность, тогда всё это получается.
Многие спектакли ТЮЗа очень «густонаселенные», в них занята вся труппа – как актеру не потеряться в массовке?
.JPG "В спектакле «Алые паруса» (2012)")
Когда нас много, мы все должны быть «об одном». Хороший пример – спектакль «Алые паруса», недаром он почти десятилетие держится в репертуаре театра. Когда мы играем женщин поселка, то чем отвратительнее все мы будем, тем ярче засияет мечта Ассоль и тем круче «выстрелит» финал, когда упадут алые паруса и зрители взорвутся аплодисментами. Если же массовка энергетически утухнет, зритель потеряет эмоциональный контакт с происходящим на сцене, а этого нельзя допускать.
Есть многолюдные спектакли, построенные по-другому. «Старые песни о нас» я смотрела, будучи в декрете, и думала, как я вообще буду выходить на работу?.. Ведь я так не могу... Там много людей на сцене, но нет массовки как таковой – каждый на своем месте ярок и прекрасен. Или «Двенадцать стульев» – там у каждого есть свой эпизод, а эпизод можно сделать так, что тебя запомнят на всю жизнь. Я не играла в этом спектакле, но была счастлива за коллег. Вообще очень люблю восхищаться собратьями по сцене! Мы играем много, заняты почти во всех спектаклях репертуара и хорошо знаем роли друг друга. Иногда случаются такие взлеты «над собой», что думаешь: о, ты и так можешь!..
Как актеру удается, раз за разом выходя на сцену в одной и той же роли, повторять нужную эмоцию как живую, а не как нечто заученное?
Сыграть спектакль надо и 50 раз, и 100 – если ты актер, это твоя обязанность. Но любой артист слукавит, если скажет: «Я никогда не устаю! Всегда играю как на премьере!» Это неправда. Существует усталость от материала, и это вполне объяснимо. Но мы профессионалы, и постоянный репит – это и есть наша профессия. Спектакль может пройти хуже, может лучше, но он должен пройти верно. И вот это «верно» – самое главное.
За те годы, что вы играете на сцене, публика как-то изменилась?
У нас так давно полные залы неравнодушных зрителей, что я даже не могу вспомнить, когда было по-другому. Наш театр любят в городе. На многие спектакли – «Алые паруса», например, или «Старые песни о нас» – билетов не купить. Сразу полюбили и премьеру прошлого сезона – «Ностальгию по настоящему», музыкальный спектакль, построенный на песнях 80-90-х, – и я понимаю почему. Масса людей, слыша «Ласковый май», вспоминают свою юность. Я эту группу терпеть не могу, но прекрасно помню время, когда их песни звучали, что называется, из каждого утюга, и мы даем людям услышать и увидеть то, что им хочется.
Абсолютно точно знаю, что между актерами и зрителями идет обмен энергией. Мы чувствуем зал и всегда делимся этим ощущением с коллегами. Можем говорить за кулисами: вы заметили, какой сегодня внимательный зал?.. Какие они чуткие?.. Даже если зрители не смеются и не аплодируют – просто поглощены происходящим на сцене – их состояние передается артистам.
Мне кажется, что между актером и зрителем должна оставаться дистанция, а сегодняшняя реальность ее скрадывает. Мы – кто-то больше, кто-то меньше – выкладываем в соцсети фото своей жизни, делимся мыслями о том, о сем... Когда я в детстве ходила в театр, помню, как удивительно было просто увидеть артистов на улице. Как-то раз после спектакля ехала в одном автобусе с Валентиной Бурбо – и в ее шляпке, и в том, как она стояла и смотрела в окно, мне виделась какая-то тайна… И мне кажется, что это правильное отношение. Артист не должен жить напоказ.
У нас был очень тяжелый спектакль по пьесе Василия Сигарева «Божьи коровки возвращаются на землю». За полтора часа, что он шел, мы все так эмоционально и физически убивались, что я приходила к себе и, не раздеваясь, просто сидела в кресле минут десять. И однажды мне передали слова одного зрителя этого спектакля: «Я смотрел на нее и думал: как же она после этого домой-то пойдет?..» Сейчас эта театральная магия разрушена. Конечно, мир поменялся, но в любом случае интереснее, когда тебя воспринимают по твоим ролям, а не по твоим постам в соцсетях. Театр – это такой двусторонний честный обман: зрители приходят, зная, что актеры будут играть, а актеры стараются сделать так, чтобы зрители им поверили. И на этом лучше остановиться. Это то, по чему я сейчас скучаю в театре.
Что, по вашим ощущениям ближе сегодняшней публике – классика или пьесы современных драматургов?
Осенью у нас была премьера «Страсти Бальзаминова» по трем пьесам Островского – спектакль идет просто отлично! Зрители живо реагируют, много смеются. Тексты Островского, написанные больше полутора сотен лет назад, ничуть не устарели, произносить их одно удовольствие. Другой пример: к своему юбилею я вместе с друзьями подготовила спектакль «За закрытыми дверями» по Сартру – тоже классика, только абсурдистская. Времена меняются: вчера было актуально одно, сегодня – другое, но главное, чтобы театр и зритель оставались современниками.
В недавних премьерах – спектаклях «Тот самый Мюнхгаузен» и «Страсти Бальзаминова» – вы сыграли две очень разные, но одинаково яркие роли. Но вопрос будет не о ролях, а о том, каково актрисе возвращаться на сцену после перерыва, связанного с рождением ребенка?
Признаюсь, из декрета я выходила достаточно сложно. Во-первых, ребенок появился у меня в 45 лет, и это вызвало серьезные психологические проблемы, которых я не ожидала. Одно дело стать матерью в 20-25, когда ты еще не так много прожила и не так много приобрела привычек, и совсем другое, когда ты четыре десятка лет была предоставлена самой себе, а тут вдруг твоя жизнь полностью перевернулась. Пропала свобода передвижений, изменился внешний вид – я поправилась, и довольно сильно. Всё это обернулось серьезной депрессией. У нас почему-то не принято говорить о том, что период после рождения ребенка – очень сложное время для женщины, даже для молодой. А в 45 это вообще труба! Я просто разрывалась – от нежности к маленькому человеку до ощущения собственного несчастья. Кто я, что я теперь?.. Потребовалось немало времени, чтобы это прошло. Похудела, пришла в себя.
А когда я вышла работать, оказалось, всё уже не то, всё не так, и сама я не та – перешла в другую возрастную категорию. Это очень болезненно, хотя и понимаешь, что неизбежно. Конечно, незачем становиться молодящейся идиоткой – всё равно ни Одинцову, ни Беатриче уже не сыграешь. Принять это сложно, но возможно (смеется), даже помня, какой у тебя раньше был репертуар.
Прошлый сезон подарил мне две интереснейшие роли. Наталья Петрова-Рудая, режиссер спектакля «Тот самый Мюнхгаузен», доверила мне сыграть баронессу Якобину фон Мюнхгаузен. Это было неожиданно и очень радостно. Спектакль сложился, и я с удовольствием играю мою прекрасную, коварную Якобину. А в «Страстях Бальзаминова» я играю сваху и совершенно счастлива. Не каждый раз случается так, что ты обожаешь существовать внутри спектакля, а тут я с таким азартом бегаю по своим «сватским» делам, разруливая ситуации с этими сумасшедшими невестами. Обожаю!
Часто ли вам удается бывать в театре в качестве зрителя?
Раньше я много ездила и многое видела в театрах других городов. Очень люблю театр Льва Додина в Питере – от его «Бесов» у меня был культурный шок. Сейчас смотрю меньше, но когда выезжаем на фестивали и гастроли, смотрим всё, интересного очень много. Театр живет. Сейчас, несмотря на то, что ситуация очень сложная и радость испаряется из нашей жизни, люди стараются себя развлечь и утешить. У нас почти всегда полный зал. Значит, люди хотят ходить в театр – смотреть, смеяться, думать.
Впереди фестиваль «Голоса истории» – дважды отмененный из-за коронавируса, он должен состояться в этом году. Каково это – играть под открытым небом?
Я обожаю работать в Вологодском кремле – ночами, в любую погоду! Никогда не забуду, как мы в проливной дождь вышли играть «День Победы среди войны». Мы сразу промокли насквозь, на сцене были лужи. Но это дало новое ощущение трагизма блокады – когда тебе холодно на самом деле… Жаль, что не все наши фестивальные спектакли идут на открытой площадке.
Пандемия поставила театр перед новыми вызовами. На ваш взгляд, насколько приемлемо для театра существование в режиме онлайн?
Когда работа внезапно остановилась, нельзя было полностью потерять контакт со зрительской аудиторией. Начались трансляции видеозаписей спектаклей, онлайн-акции. Конечно, это было прекрасно как позыв, но мне всё это напоминало какую-то агонию... Театр не должен и не может так работать. Видеозапись нужна режиссеру и артисту как техническое средство и не предназначена для зрителя. Суть театра в том и состоит, что и на сцене, и в зале – живые люди, а спектакль – способ общения между ними. Театральное искусство всегда было, есть и будет, и вообще, важнейшим из искусств для нас является театр! (смеется)
Светлана Гришина
